Сергей Белецкий был одним из счастливчиков, поступивших в Академию культуры и искусства им. Михаила Матусовского в Луганске. Вскоре после этого начался вооруженный конфликт, спутавший все планы первокурсника. Так молодой альтист попал на фронт. Вместо музыкального инструмента — автомат, вместо костюма — военная форма: такую фотографию он как бы в шутку отправил своим однокурсникам и учителям, чтобы те улыбнулись и не забывали его. Фото произвело настолько сильное впечатление, что было решено сделать из него символ. В итоге родился логотип к Открытому фестивалю фронтового искусства.
Эту историю мне рассказал Валерий Филиппов — ректор той самой Академии культуры. Мы встретились в Луганске, в его просторном, украшенном редкими фотографиями и красочными картинами кабинете.
«Задавайте любые вопросы, запретных тем у нас нет», — улыбаясь, сказал Филиппов, забивая табаком деревянную трубку.
Я и раньше слышал об этом человеке и о его учебном заведении — некогда крупнейшем и важнейшем на Украине. Тут учились ребята со всей Незалежной и даже из других стран… пока на город не начали сбрасывать снаряды.
Восемь лет ВУЗ выживал как мог. Студенты продолжали учиться, получать дипломы, разъезжаться по стране и миру, устраиваться на работу в престижные места. Другие, как Сережа Белецкий, выбирали фронт. Сегодня их очень ждут в РФ, собственно как и всех выпускников российских учебных заведений.
Искусство на войне
— Принято считать, что творческие люди вне политики. Ну или, по крайней мере, должны оставаться вне ее. Думаю, это не про Луганск…
— Ну, во-первых, я не совсем согласен, что люди искусства вне политики. Искусство — это коммуникация и формирование неких смыслов, а политика по сути занимается тем же самым. Политика и искусство часто переплетаются. Разумеется, это касается и нас, так как мы давно пребываем в этом кризисе. Даже не с 2014 года, а со времен первого «майдана» 2004 года. А по большому счету, с 1991-го, когда здесь большинство людей проголосовали дважды за то, чтобы Советский Союз остался. Но его ликвидировали.
— Теперь вы — часть Российской Федерации. Какие у вас чувства? Какие ожидания?
— Мы, конечно, очень рады. Восемь лет мы жили почти в полной информационной блокаде, и только Россия помогала нам. Она была нашей единственной пуповиной, связывающей нас с миром — Изварьино, Должанка… Россия. Есть конечно еще интернет, но и тот постоянно отрубается.
Мы были бы и рады взаимодействовать с кем-то еще, но пока получается только с Россией.
— А с кем вы еще пробовали взаимодействовать?
— Да со всеми! До 2014 года у нас были договоры с французскими творческими ВУЗами, с бельгийскими, с польскими. Мы дружили с Болгарией. Но, как только началась гражданская война, все сразу закончилось. Они просто перестали с нами общаться, а мы, понимая ситуацию, особо и не настаивали.
Однажды наши французские друзья осмелились приехать к нам. Пробыли тут три дня, во время которых здесь как раз работала съемочная группа одного российского федерального телеканала. Француз согласился дать интервью, дескать, у них демократическая страна, свобода слова и так далее. В итоге он дал достаточно скромный комментарий без каких-либо политических акцентов. Затем я узнаю от переводчика, что француза этого вызывали в мэрию для беседу. Оказывается, после того, как вышел сюжет на телеканале, наш французский коллега тут же попал на сайт «Миротворец», и об этом узнали в Париже. Это к вопросу о демократии и свободе слова.
Но мы и оставшись с Россией чувствуем себя комфортно. Мы сотрудничаем с 22 российскими творческими ВУЗами, сейчас наше сотрудничество еще больше активизируется, так как нет таможни, транспортные и логистические проблемы начинают потихонечку решаться.
— А как вхождение ЛНР в состав России отразится конкретно на вашей академии?
— Конечно, помимо духовной стороны есть еще и материальная. Это и стажировки для студентов, и возможность трудоустройства. Для нас открывается огромный арт-рынок России , который невозможно сравнить с луганским или донецким. Раньше мы работали с украинским арт-рынком, у нас учились студенты из Крыма и даже из других стран — Китая, Африки, из арабских государств. Но все, как вы поняли, разорвалось.
Наконец ушло состояние неопределенности
— Мы понимаем, что в России совершенно другой уровень финансирования творческих ВУЗов. Надеемся, что и до нас тоже дойдут, и мы наконец обновим материальную базу.
— А что академии необходимо в первую очередь?
— Все, что касается компьютерной графики, кино и телеискусства, звукорежиссуры, художественной фотографии. Эти специальности требуют актуальной и современной материально-технической базы. Меняются программы, технологии, и мы не имеем права учить студентов, не владея всем этим. Есть смыслы и ценности, но есть и формы их донесения.
Сейчас к нам заходят самые разные гранты — и президентские, и Росмолодежь, и общество «Знание» и так далее. Наши студенты во всех этих грантах пытаются участвовать. Мы даже создали специальный департамент, который информирует их о сроках конкурсов и о том, как правильно составить заявку. Идей очень много! Но мы можем делать, а вот продюсировать себя не можем.
— Да? А я слышал, что и сейчас это состояние присутствует, и люди все равно немного напряжены. Как вы думаете, можно ли сказать, что до конца СВО ситуация все равно немного подвисла в воздухе?
— Ну, если говорить глобально, то сейчас весь мир подвис в воздухе. Мы переживаем глубочайший кризис. Формируется новый миропорядок, мир разделился пополам. Но эпоха кризисов — это еще и время огромных возможностей.
В такой ситуации, конечно, востребовано искусство. В условиях санкций и войны новое необходимо как никогда. Тут очень важно не бояться и понимать, что кризис — это не только плохо, но и хорошо.
В конце концов, чувствовать себя частичкой великой страны — это важно. Мы хотим гордиться нашей историей, нашей страной. Это воодушевляет и придает сил. Самое главное, ушло состояние неопределенности.
Конфликт коснется всех
— И все же боевые действия продолжаются, и многие мужчины Донбасса ушли на фронт — в том числе и ваши студенты. Для вас, в отличие от нас, мобилизация — дело привычное. Что бы вы хотели сказать тем, кого сейчас мобилизовали?
— Хочу сказать, что не боится только дурак. Но дело в том, какие ценности преобладают в мировоззрении человека. Мы просто воспринимаем ситуацию чуть острее, потому что нас бомбили в 2014-м. Мы видели трупы на наших улицах. Это касается большинства городов нашей республики. Мы поняли, что в этой жизни может произойти все. Мы тоже не верили, что война возможна, а она раз и пришла. А еще мы поняли, что никто не пропетляет, она коснется всех.
— А есть тут те, кто считает иначе?
— Есть разные позиции. Бывает, солдату на фронте удается дозвониться до родных, и те ему говорят, что у кто-то пропетлял сосед или сын, дескать, надо сделать так-то и так-то, чтобы уйти с фронта. А бывает, звонит мать сыну и говорит: «Сынок, я тобой горжусь, ты настоящий герой».
У каждого свой фронт
— Самое главное, что каждый сегодня должен заниматься своим делом честно, выкладываясь полностью без остатка.
Мой фронт тут — в академии. Кто-то лечит, кто-то занимается искусством. Но наша общая задача — создать такие условия, чтобы все знали, что сражающиеся ребята и есть герои. Мы должны донести до всех, что без этого нас, возможно, и не было бы.
Источник: Федеральное агентство новостей.
